Последовало возращение в хоккей – под его началом сборная команда страны впервые померилась силами со звездами из Северной Америки, выступила успешно, а затем победила на двух подряд чемпионатах мира и Европы.
Всех покорившая шайба
Во вторую послевоенную зиму в нашей стране началось повальное увлечение канадским хоккеем, который через некоторое время, когда открыли борьбу с космополитизмом и стали выкорчевывать все, напоминавшее иностранные слова и заграницу, превратился в хоккей с шайбой.
Зрелищ тогда было мало, кинофильмы шли первым экраном чуть ли не по месяцу, поэтому зритель, истосковавшийся за четыре военных года не в последнюю очередь по спортивным соревнованиям, охотно шел на стадион. Тогда футболом и русским хоккеем увлекались одни и те же молодые люди. Не были исключением и команды мастеров, имевшие штатное расписание на два вида спорта. Легко, по пальцам можно было пересчитать игроков, которые в своем клубе, сняв осенью бутсы, не выходили бы с наступлением холодов играть в русский хоккей, который позднее стали называть хоккеем с мячом.
А когда зимой 1946–1947 года у нас появилась диковинная каучуковая шайба, то футболисты стали чередовать русский хоккей с канадским – новая игра очень быстро завоевала популярность. Впрочем, в этом не было ничего удивительного – перед зрителями предстали команды, почти целиком скомплектованные из футболистов, включая заслуженных мастеров спорта. Иначе говоря, старые знакомые болельщиков появились в новой ипостаси.
Игру осваивали тяжело, прежде чем в какой-то мере сносно научились, набили немало синяков и шишек. Лишь один хоккеист был исключением – он выглядел на льду так, словно всю жизнь увлекался канадским хоккеем. Его фамилия – Бобров. Совершенное владение коньками, а главное, его фирменное чувство гола заметно выделяли Всеволода среди первопроходцев. Недаром его стали называть легендарным.
Боброва прославили, не говоря уже о скорости, на которой он атаковал, тонкий выбор позиции, высокая техника, на редкость точные броски по воротам. Спустя много лет после того, как Мастер оставил лед, появились термины, напоминавшие его игру, – «бобровский финт», «забить гол по-бобровски», «забросить шайбу бобровским приемом».
Не забыть, как он на огромной скорости, часто наклонившись вправо, мчался на вратаря, оказывавшегося словно завороженным. Потом у голкипера оцепенение пропадало, он делал выпад по диагонали, словно предчувствуя, куда последует бросок, чтобы в шпагате преградить полет шайбы. А Бобров тем временем мимо вратаря летел в сторону лицевого борта, закладывал вираж, вихрем проносился за воротами, на ходу перебрасывал клюшку из одной руки в другую, при этом шайба оказывалась словно приклеенной к крюку, а потом Бобров неповторимым кистевым движением посылал ее, словно бильярдный шар в лузу, в сетку за спиной вратаря, не успевшего развернуться. Кстати, Бобров и в бильярде был великолепен.
Партнерами Боброва в ЦДКА на протяжении двух чемпионатов были Евгений Бабич и Анатолий Тарасов. Все трое входили в армейскую команду по русскому хоккею, пока в стране не появилась шайба. Бобров и Бабич вне спортивных арен оставались вместе – дружили семьями, к тому же жили недалеко друг от друга. Холостыми могли вместе позволить, как принято говорить, грехи молодости. Но оба умели, даже будучи неженатыми, остановиться, дать возможность внутреннему голосу сказать «стоп!», умели, что тот, что другой, тренироваться до исступления, а потом сыграть «через не могу» и все силы, без остатка положить на алтарь победы.
Кстати, о тренировках Боброва-хоккеиста. Когда у него на первых порах не ладился бросок справа, он повторял это упражнение около трехсот раз. Поразительна настойчивость этого человека в сочетании с редким талантом.
Третий игрок в бобровской тройке на протяжении двух лет – Анатолий Тарасов. В первом хоккейном чемпионате страны он участвовал в составе команды ВВС, забросив в турнире 14 шайб – больше, чем кто-либо. По одаренности Тарасов уступал не только Боброву, но и Бабичу. Но за счет огромного, прямо-таки фанатичного отношения к тренировкам не только сохранился на плаву в великом звене, но и сумел войти в число лучших хоккеистов страны, будучи одновременно играющим тренером ЦДКА. Тройка Бабич – Тарасов – Бобров считалась первой, ударной в составе сборной команды Москвы, созданной в феврале 48-го года для встреч с прибывшими к нам хоккеистами пражского клуба ЛТЦ, многие из которых считались звездами мировой величины.
Первая тройка ЦДКА в чемпионате 48-го года показала феноменальный результат. Из 108 шайб, заброшенных армейцами, на ее долю пришлись 97! Показатель Боброва в том же турнире – 52 шайбы – был настолько высок, что никто не мог превзойти его целых 15 лет! У зрителей не возникало никаких сомнений в прочности связей внутри звена – игровых, человеческих.
Наверное, в истории мирового хоккея аналогов нет – любой из крайних нападающих оказывался полной противоположностью центральному нападающему своей тройки. Ни Бобров, ни Бабич никогда не предпринимали никаких попыток к сближению с партнером вне хоккейной «коробки». На льду все трое были единым целым, а за пределами стадиона двое с третьим не дружили, не приятельствовали.
Тарасов тоже не шел на сближение. Он презирал партнеров за их отдельные бесшабашные поступки в жизни, за порой, как ему казалось, ненужную растрату сил, здоровья. Лишь спустя много лет после смерти Боброва у Тарасова стали появляться строчки, в которых он, буквально выдавливая из себя слова, пытался сказать что-то теплое о Боброве.
Тарасов, полный антипод Боброва, стал играющим тренером команды ЦДКА вскоре после возвращения из спортклуба ВВС МВО. Перед началом второго чемпионата СССР всем командам мастеров предложили иметь в обязательном порядке тренера. Армейские хоккеисты, занявшие в предыдущем чемпионате 2-е место, ломали в связи с этим голову – как быть. Прежний тренер – Павел Коротков, офицер-летчик, ушел работать в спортклуб ВВС МВО. Срок подачи заявки подхлестывал игроков быстрее назвать тренера. И вот тогда Бобров предложил Тарасову быть тренером – «Ты же у нас профессор! «Краткий курс ВКП(б) читаешь!»
«Краткий курс ВКП(б)» тогда повсюду изучали, некоторые абзацы, страницы заучивались чуть ли не наизусть. Среди хоккеистов, пожалуй, лишь один Тарасов всерьез изучал «Краткий курс», конспектировал отдельные главы, делал выписки.
Авторитет Боброва в команде был громадным, ему практически не перечили, поэтому его предложение в отношении кандидатуры тренера было принято безоговорочно.
Тарасов, надо отдать ему должное, отнесся к назначению со всей серьезностью, он исправно посещал всевозможные тренерские семинары, лекции, устраиваемые для новоиспеченных руководителей команд, засел за учебники, не считал зазорным консультироваться с самыми известными специалистами по физиологии, психологии, педагогике. Со временем он оказался неистощимым на всевозможные выдумки по организации тренировок.
Но никогда ничто не связывало Тарасова и Боброва, даже когда великий хоккеист сам перешел на тренерскую работу. И вовсе не потому, что Бобров в роли тренера оказался невеждой, белой вороной, и стал работать не как все, игнорируя опыт коллег или достижения ученых. Как раз наоборот, Бобров на тренерском мостике использовал в хоккее все лучшее из опыта ученых и в не последнюю очередь практиков, принеся и много своего, фамильного. Недаром «Спартак» под руководством Боброва стал в 1967 году чемпионом СССР, прервав четырехлетнюю победную серию ЦСКА, а сборная СССР дважды выиграла первенство мира и Европы, хотя он пробыл тренером нашей главной команды всего три сезона.
У Тарасова и Боброва были разные взгляды на хоккей, на некоторые его явления. Но отнюдь не это обстоятельство мешало сближению двух непохожих ни в чем людей. Виктор Тихонов, четыре сезона проведший (при Боброве) в команде ВВС, однажды заметил, что Всеволод Михайлович был редкостной доброты человек.